Мы не ценим себя [друг друга], когда делимся своими переживаниями. Наши настоящие [истинные] переживания вовсе не болтливы. Они не смогли бы передать себя [рассказать о себе], даже если бы захотели. Это потому, что им не хватает слова [они лишены слова]. То, о чём у нас есть слова, мы уже превзошли [с тем мы и покончили]. В любом разговоре [во всяком говорении / во всякой речи] есть частица презрения. Язык, похоже, придуман [изобретён] только для среднестатистического, промежуточного, того, что можно выразить [сообщаемого]. Уже в языке говорящий становится вульгарным [речью говорящий сразу вульгаризуется]. — Из «Морали для глухонемых и других философов».

Слова, "в начале было Слово", - не нужны ("«Разум» в языке – ох, что это за старая лживая бабенка! Я боюсь, что мы не избавимся от Бога потому, что еще верим в грамматику..."). ("Ариадна" - это не логика, не "логика" и не стиль; "Ариадна" - это "земная добродетель"; "душа" ("Ариадна") и тело ("Дионис"), жизнь-мудрость (живая мудрость, а не статуя (для поклонения и "обнимания"), - не Исида ("Исида" это идол книг MA; "Баубо" это "истина" ("быть может"), представленная в книгах FW ("мать - тихий смех", "мать - улыбка"; другая мудрость, - "злая", "дикая", живая мудрость))) и разнообразие, избыток (Само, "Дионис", тело, "воля к могуществу").)
"Нить" - это нить чувств ("«Разум» – причина того, что мы искажаем свидетельство чувств. Поскольку чувства показывают нам становление, минование, перемену, они не лгут..."; "Мы владеем нынче наукой ровно постольку, поскольку мы решились принимать свидетельство чувств и поскольку научились еще и изощрять их, вооружать, додумывать до конца."). Не смыслов (интеллигибельного, "Свобода воли и изолирование фактов" и "Басня об интеллигибельной свободе"; и не "смыслов", метафорического, но по правилам "грамматики", устоявшихся слов и их сочетаний). ("Куда это всё ведёт?!"; также - танец: "В том-то и дело, что нельзя из аристократического воспитания исключать танцы во всех их формах, – умение танцевать ногами, понятиями, словами: стоит ли мне еще говорить, что надо уметь танцевать и пером, – что нужно учиться писать? – Но в этом месте я, должно быть, становлюсь для немецких читателей полнейшей загадкой...")
Союз между людьми если и заключается, то без слов. ("Проблема Сократа."; "Ариадна" - это то, что вообще решает эту проблему, заменяя "Сократа" в ранее поставленной дихотомии-напряжении "дионисическое-сократическое"; "...можно было бы, напротив, вообразить себе некую радость и силу самоопределения, некую свободу воли, при которой ум расстается со всякой верой, со всяким желанием достоверности, полагаясь на свою выучку и умение держаться на тонких канатах и возможностях и даже танцевать еще над пропастями. Такой ум был бы свободным умом par excellence.")

(Дальнейшие слова - излишни. Sapienti sat.)

... Ответ на такой дифирамб солнечного одиночества в свете — это Ариадна… Кто, кроме меня, знает, что такое Ариадна!… Никто из тех, кто сталкивался с такими загадками, не находил решения, и я сомневаюсь, что кто-либо когда-либо видел в них загадку…

... Вот оно!
Тот самый, кто сбежал,
мой единственный спутник,
мой великий враг,
мой незнакомец,
мой палач-Бог!…
Нет!
Возвращайся!
Со всеми твоими муками!
Все мои слёзы текут
к тебе,
и моя последняя пламя сердца
горит для тебя.
О, возвращайся,
мой незнакомый Бог! мой боль!
моё последнее счастье!…

Молния. Дионис появляется в изумрудной красоте.

— Дионис: —
Будь умной, Ариадна!
У тебя маленькие уши, у тебя мои уши:
вставь умное слово! —
Не надо ли сначала себя возненавидеть, чтобы себя полюбить?
Я — твой лабиринт...

[Ende von "Ariadne".]