>> |
№88
Как придется мне покинуть свет, Посадите иву над могилой. О друзья! Мне дорог этот цвет — Бледный цвет, плакучий и унылый… Надо мной чтоб тень ее легла — И могила будет мне светла.
Я с нею был… Немая ночь вставала. Мне не забыть, как белая рука По клавишам задумчиво блуждала… Мне чудилось: дыханье ветерка Над тростником чуть слышно пробиралось, Боясь смутить в покое теплых гнезд Уснувших птиц, — а небо волновалось Мирьядами затеплившихся звезд, И теплые ночные испаренья Неслися к нам из чашечек цветов… Задумчиво следили мы движенья На ветвях дуба дремлющих листов, В открытое окно ронявших слезы… Кругом была такая тишина, Что слышалось, как страстной ночи грезы Несла в окно душистая весна. Я окружен был счастьем, как мечтаньем: Лишь небеса полуденной весны Могли сравниться с кротким обаяньем Ее очей лазурной глубины. Я как в тумане был… Тогда я в целом свете Любил ее одну — но я любил как брат, Так примирительно-спокойно милый взгляд Ложился на душу. Мы оба были дети!
Я на нее смотрел, касаяся слегка Руки, доверчиво в моей руке забытой, И в сердце замерли сомненье и тоска Пред ясностью души, в лице ее открытой. О сердца молодость и молодость лица! Какая скорбь души пред вами не слабела?.. Вставала на небе безоблачном луна И сетью серебра ее лицо одела, И, встретив образ свой в глазах моих, она С улыбкой — с ангельской улыбкою — запела.
Гармония! Гармония! Дочь муки, Дар гения, язык любви чудес, Италией разбросанные звуки, В Италию слетевшие с небес! Язык, в котором мысль, от сердца истекая, Не оскорбленная, невидимо для глаз, Как дева чистая с забытой песнью рая, С высокого чела покрова не снимая, В суровой красоте проходит мимо нас! Что хочет передать ребенок, что он слышит В струях гармонии, колеблющих поток Воздушных светлых волн, которыми он дышит, Как свежую росу впивающий цветок? Подметим мы слезу, блеснувшую случайно, Подметим тайный вздох — все остальное тайна, Как ночь угрюмая, как тишина дубров, Немолчный говор волн и аромат цветов.
Молчали оба мы задумчиво. Сполна Дрожал еще у нас в сердцах напев унылый… Вдруг, будто в забытьи томительном, она На грудь мне голову тяжелую склонила. Дитя! ты плакала? В душе, закрытой злу, Нашли созвучие подавленные стоны Над ивой плакавшей и певшей Дездемоны… Я приложил уста к холодному челу И будто целовал неведомую силу… Ты улыбалась мне — бледна и холодна. Два месяца прошло — и холодна, бледна — Ты вся в цветах была опущена в могилу; Ты к богу отошла, минуя жизни зло, И улыбнулась смерть тебе, как жизнь, светло.
Где все сокровища души незараженной? Где песни, звонкий смех и резвые мечты, И непонятная святая прелесть — ты, Перед которою Фауст стоял смущенный?.. Цветок свернувшийся, что сталося с тобой?..
Мир памяти твоей! Спи в светлых грезах рая… Прости! Не будешь ты душистой ночью мая По клавишам блуждать задумчиво рукой…
Как придется мне покинуть свет, Посадите иву над могилой. О друзья! Мне дорог этот цвет — Бледный цвет, плакучий и унылый… Надо мной чтоб тень ее легла — И могила будет мне светла.
|